Евгений Александрович Евтушенко (1933-2017) — русский поэт. Он родился в 1933 году на станции Зима Иркутской области в семье геологов. Рос и учился в Москве, военные годы провёл в эвакуации в Сибири, на своей малой родине. Сочинять стихи Евтушенко начал в детстве, первые публикации были уже в шестнадцатилетнем возрасте. Евтушенко рано определил своё призвание: он учился в Литературном институте, в 1952 году стал самым молодым членом Союза писателей и тогда же издал первый сборник стихотворений «Разведчики грядущего», проникнутый юношеским пафосом строительства нового общества.

В 1950-е годы Евтушенко издаёт четыре сборника стихотворений, пишет поэмы. В это время крепнет его мастерство как поэта, и в следующее десятилетие Евтушенко вступает настоящим поэтом-«шестидесятником». Особенностью поэзии Евтушенко была её актуальность. Он откликается на все значимые события, происходящие в стране и мире. География стихов Евтушенко огромна: Сибирь, Крайний Север, Заполярье, Дальний Восток. Для поэтического описания современности он опирается на традиции русской классической поэзии. Например, во вступлении к поэме «Братская ГЭС», посвящённой строительству гидроэлектростанции на сибирской реке Ангаре, он обращается к поэтам прошлого — Пушкину, Лермонтову, Некрасову, Маяковскому как источнику вдохновения:

Дай, Пушкин, мне твою певучесть,

Твою раскованную речь,

Твою пленительную участь —

Как бы шаля, глаголом жечь.

Творческая деятельность и активная гражданская позиция Евтушенко определяются поэтической декларацией, высказанной им самим в начале вступления к поэме:

Поэт в России — больше чем поэт.

В ней суждено поэтами рождаться.

Важное место в творчестве Евтушенко занимает тема памяти. Ей посвящена поэма «Бабий яр» (1961) об одном из самых трагических событий в истории человечества — массовом расстреле фашистами еврейских семей в 1941 году в Киеве.

Основные темы поэзии Евтушенко — гражданский долг, любовь, вечные философские вопросы. Бережно и любовно поэт относится к живой природе. Так, в «Балладе о нерпах» (1966) он с горечью пишет об этих животных, истребляемых из-за ценного, красивого меха:

Нерпы, нерпы, вы как дети,

Вам бы жить и жить на свете...

Гражданской лирике поэт остаётся верен всю жизнь. В любовной лирике сильны исповедальные интонации, лирический герой Евтушенко словно рассказывает о своих чувствах и своей душе. В философской лирике Евтушенко объединились мотивы родины, судьбы, личного выбора. Таково, к примеру, стихотворение «Идут белые снеги» (1965).

Мальгин А.

Поэзию и поступок Евтушенко не разделял никогда. Перечитывая его стихи, убеждаешься в этом не раз.

«Людей неинтересных в мире нет», - считает Евтушенко, и его поэзия действительно густо населена самыми разными людьми. Всего несколько слов - «карлица двигалась, как обломок, - пакет с апельсинами прижав к груди», - но почему же защемило у вас сердце, почему стало вдруг так тревожно и неуютно?

Двадцатилетний Евтушенко сокрушался: «...жаль, что, как на грех, никак нельзя успеть подслушать сразу всех, всех сразу подсмотреть!» Он выводил свое кредо: «Я жаден до людей...» - и с завидным постоянством следовал ему, утверждая подлинный демократизм в изображении народа. Теперь уже можно сказать, что тот пестрый калейдоскоп лиц и характеров, который создал за три десятилетия творческой, работы Евгений Евтушенко, - срез едва ли не всех слоев общества.

А вот идет на пальчиках Уланова, и это тоже для меня народ!

В зарубежной лирике Евтушенко - еще одна длинная галерея портретов - «от битников до президентов» (как выразился недавно критик Е. Сидоров). И этого ему мало! Он обращается к истории - и осваивает новое, столь же пестрое многолюдье.

«Если люди в меня входят, не выходят они из меня», - заявляет Евтушенко. Евтушенко нравится фраза Флобера: «Мадам Бовари - это я». Он и сам мог бы так сказать о героях своей лирики.

Он любит перевоплощаться, в своих персонажей. Для этого хорошо освоил жанр «монологов»: «Монолог бродвейской актрисы», «Монолог реставратора», «Монолог доктора Спока», «Монолог проигравшего» и даже «Монолог бывшего попа, ставшего боцманом на Лене». Многие поэмы почти сплошь состоят из таких монологов - начиная с «Братской ГЭС» с ее Нюшкой, диспетчером света Изей Крамером, инженером-гидростроителем Карцевым и кончая зарубежными поэмами: «Я - лошадь пикадора», «Панчо Вилья - это буду я», «Я пристрелен эпохой, Роберт Кеннеди, Бобби...». Поэт хочет быть «всепрофессийным сразу», хочет «родиться во всех странах», «быть человеком в любой ипостаси» и даже «женщиной быть хоть однажды...»

Среди персонажей Евтушенко есть и лица отнюдь не привлекательные. На них поэт обрушивается со всей ненавистью, на какую способен, с сарказмом и убийственной иронией. Было бы, пожалуй, неверным называть стихи этого плана чисто сатирическими, хотя сам Евтушенко и объединяет их иногда в «Сатирическую тетрадь». Это и сатира, и публицистика, и гневная, страстная лирика.

Когда он обратился к прозе, неуемное желание охватить как можно больше «человеко-душ» перенеслось и туда: роман «Ягодные, места» просто перенаселен героями, и снова очень разнообразными - от пасечницы из сибирской глубинки до ленинградского академика, - некоторые не были нужны для развития сюжета, но зато были крайне необходимы для иллюстрации той или иной мысли автора. Удивительно ли, что многие из них кажутся нам старыми знакомыми. Когда мы, например, встречаем в «Ягодных местах» Селезнева-младшего, циничного юношу, мастерски читающего лекции о международном положении, а в уме подсчитывающего доходы от грядущих вояжей за границу, он странным образом напоминает нам небезызвестного дитятю-злодея: «Он с виду вроде бы приличен - не хлюст, не плут, но он воспринял как трамплинчик свой институт... Его зовет сильней, чем лозунг и чем плакат, вперед и выше - бесполосный сертификат...»

Во всем этом людском круговороте, в пестром мелькании лиц и голосов Евтушенко не забывает о главном: о поисках истинности. Все неистинное, ложное, подделывающееся осуждается им, опровергается, разоблачается. Он подозревает фальшь уже тогда, когда она еще ничем не обнаруживает себя.

Как болезненно относится лирический герой Евтушенко уже к самой возможности неистинности чувства любимой женщины! Одно только подозрение такое способно оттолкнуть его. «Нет, нет, я не сюда попал». Он вдруг обнаруживает: «Со мною вот что происходит: совсем не та ко мне приходит, мне руки на плечи кладет и у другой меня крадет». Иногда ему удается себя убедить в том, что любовь состоялась, но и тогда эта иллюзия - всего лишь иллюзия! - продолжается недолго: «...и вдруг она, полна прозренья женского, мне закричала: «Ты не мой! Не мой». Страдание, причиняемое неистинной любовью, прощание со своим чувством - основные мотивы любовной лирики Евтушенко. Это даже и не о любви стихи - о нелюбви, о недостижимости, неосуществимости любви, о «разобщенности близких душ».

Тут важно заметить, что на истинность Евтушенко проверяет прежде всего себя. Законом поэтической исповедальности считает следующее: «Эпохи судья, осуди беспощадным судом сначала - себя, а эпоху - потом».

И судит себя судом воистину беспощадным. Рядом с заявлениями типа: «Все на свете я смею, усмехаюсь врагу, потому что умею, потому что могу» - уже в ранних стихах Евтушенко проскальзывают серьезные сомнения: «...неужто я не выйду, неужто я не получусь?». И чем дальше, тем строже себя судит: «хорошо я жил, но дурно жил...»; терзается: «...я, так больно и легко ранимый и так просто ранящий других».

«Саморазоблачение это вовсе не лишено для него приятности», - написал один критик. Я не верю этому. Не мог же поэт с «приятностью» для себя в зените своей популярности растерянно признаться:

«Что ж ты, оратор, что ж ты, пророк?» - с грустью и горькой самоиронией спрашивает себя Евтушенко. И он не находит ответа на этот полувопрос, полуукор.

Еще одно распространенное заблуждение - что Евтушенко страшно везло. Он и сам не прочь лишний раз подчеркнуть свою «везучесть» («Стал я знаменитым еще в детях» и т. п.). Но это обманчивое впечатление. Не многие из наших поэтов подвергались столь резкой критике, как Евтушенко. Достаточно прочитать только заголовки статей о его творчестве, появившихся в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов, чтобы понять, о чем в них говорилось. «В погоне за дешевым успехом», «Это тревожит», «Без четких позиций», «Напечатали, а что потом?», «Талант, размениваемый на пустячки», «Куда ведет хлестаковщина»...

В ответ на это Евтушенко то обобщал: «Большой талант всегда тревожит», - то не удерживался и начинал язвить: «Когда-нибудь я все-таки умру... Не будет хитрой цели у меня. Но кто-то, с плохо сдержанною яростью, наверно, прошипит, что умер я в погоне за дешевой популярностью».

Казалось: все с него - как с гуся вода. На самом деле резкая критика тяжело воспринималась поэтом. Она ранила и, хотя и заставляла кое-что переоценивать, хотя помогла ощутить «тягу к новому и смутному», в конечном итоге привела к глубокому кризису 1962-1963 годов, когда почти не писались стихи, когда вырвались отчаянные, растерянные строки: «Себе все время повторяю: зачем, зачем я людям лгу, зачем в могущество играю, а в самом деле не могу?!.. О, дай мне, боже, быть поэтом! Не дай людей мне обмануть».

И только поездка на Север, на Печору, когда поэт окунулся совсем в иную, незнакомую ему жизнь сплавщиков и рыбаков, лесорубов и матросов, вдохнула в его поэзию новую, свежую струю, дала новые силы. Поездки становятся лекарством для поэта. Он с жаром берется описывать новую, захлестнувшую его действительность. Жизнь простых людей, «работяг» становится одной из основных тем его творчества, что еще более демократичной делает его лирику, повышает ее авторитет в глазах читателей.

Возмужание рано пришло к поэту. Поначалу он бравировал своей молодостью, неопытностью, неустанно подчеркивая в первых стихах, что он не просто поэт, а поэт «молодой и отчаянный», «молодой да ранний», «возмутительно нелогичный, непростительно молодой», «остриженный и молодой», «прямой, непримиримый, что означает молодой». И вдруг перелом: двадцатипятилетний поэт неожиданно заявляет: «...немолодость угрюмо наступает». Правда, он добавляет: «...и молодость не хочет отступать», но уже через год во многих его стихах проходит лейтмотивом: «...быть молодыми мы перестаем...» И с этого момента в творчестве Евтушенко появляется и надолго закрепляется в нем мотив зрелости.

Сильная сторона дарования Евтушенко - актуальный политический отклик. Стихи его могут появиться на следующий после события день, поэт не боится, что они останутся однодневками. Главное для него, чтобы стихи «сработали» в данный момент, в данную секунду. Свою «книгу зарубежной публицистики», вышедшую в издательстве «Молодая гвардия», поэт с вызовом назвал: «Интимная лирика».

Поймать время, не отстать от него, отразить момент - задача непростая. И надо признать, что Евтушенко ни на полшага не отстает от движения времени. С самого начала: «...голосом ломавшимся моим ломавшееся время закричало».

Из быстротекущих моментов складывается история. Евтушенко это прекрасно понимает («Я - кинооператор твой, история, - иначе бы стихи писать не стоило...») и стремится зафиксировать момент с максимальной полнотой, выразить его в наибольшем объеме. Вот почему не существует для него тем «низких», недостойных поэзии. «Моя поэзия, как Золушка, - пишет он, - полы истории скоблит». И объясняет: «...ведь если так полы наслежены, кому-то надо же их мыть». Это напоминает резкие, столь же определенные установки Маяковского.

Отражать момент, выносить ему приговор, не имея стойких социальных, гражданских убеждений, невозможно. Гражданская позиция Евгения Евтушенко ясна. Вслед за Блоком он призывает «слушать музыку революции». И сам ее слушает с максимальным напряжением слуха. Ею он поверяет все. Даже преданья старины глубокой.

Актуальны, злободневны и так называемые «зарубежные» стихи Евтушенко. Он отзывается в общем-то на каждое серьезное событие международной жизни, будь то война во Вьетнаме, убийство Альенде или изобретение чудовищной нейтронной бомбы.

Но где бы поэт ни находился, он не забывает о том, что он русский, не забывает о родных местах. «Я был во всем огромном мире послом не чьим-нибудь - Сибири»; «...и до конца в ответ наветам - сибирским буду я поэтом». Он пишет, что желал бы прослыть «сибирским Вийоном».

И наоборот, размышления обычного парнишки-геолога, шагающего по сибирской тайге, приобретают поистине глобальный размах: «А земной шар потихоньку вращался вместе с Пискаревским кладбищем, вместе с разбомбленным Вьетнамом, вместе с тайгой, по которой шел Сережа... И Сереже, как многим новым людям, хотелось ходить по земному шару так, чтобы своими юными шагами помогать его вращению в сторону добра и справедливости». Фрагмент из романа не только напрямую связан с лирикой Евтушенко, он отражает и само мироощущение его, в немалой степени сложившееся во время поэтического осмысления действительности. И когда Валентин Распутин назвал «Ягодные места» «агитационным романом», он, по всей видимости, имел в виду эту его связь с поэзией Евтушенко, агитационной в лучшем смысле слова (как «агитационны» его фотографии, «агитационен» его Циолковский, «агитационен» замысел его нового фильма о московском ополчении).

Стремясь донести мысль, идею до каждого читателя, он облекает ее часто в афористическую форму, старается предельно освежить ее, сделать небанальной, яркой. Стихотворение обычно завершается парадоксальным, броским выводом, построенным на контрасте, противопоставлении, сталкивании понятий.

Евтушенко не боится назидательности, максимализм и категоричность никогда не кажутся ему чрезмерными. «Все женщины в душе провинциалки» - и все тут, места для споров не оставляется. «Поэт - политик поневоле». «Форма - это тоже содержание». «Бессодержательность - это трусость». Такие чеканные формулировки сразу же впечатываются в сознание, память, а этого-то Евтушенко и добивается.

Формулировочность Евтушенко как будто предельно облегчает работу человеку, взявшемуся писать о его стихах. Только задумаешься о преемственности его творчества, а нужная строчка уже тут как тут: «Не важно - есть ли у тебя преследователи, а важно - есть ли у тебя последователи». Гражданственность? И тут под рукой есть готовое: «Гражданственность - талант нелегкий». Или более пространное: «Поэт в России - больше, чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства». Связь с народом? «Поэта вне народа нет», «Есть счастье: запеть, и не знать самому, где песня - твоя, где - народа». Максимализм? «Нет, мне ни в чем не надо половины». Душевная неуспокоенность? «Может, смысл существованья в том, чтоб смысл его искать?» И так далее... Напарываясь на такого рода готовые формулы, которые поэт заботливо подбрасывает читателю, критики не раз задавали вопрос: а может, это и не позиция вовсе, а поза? Не убежденность, а декларации? Евтушенко не развеивал эти сомнения, наоборот, признавался, что основным своим недостатком считает «разжевывание мысли, иногда до пюре... стремясь быть понятным всем, я впадаю в дидактизм, в разъяснительность. Не хватает отваги недосказанности».

Чтобы понять, насколько позиция является позицией, насколько искренни и выношены все эти хлесткие формулы, следует попытаться охватить взглядом все созданное Евтушенко (выходящий трехтомник, думается, облегчит нам эту задачу). Тогда-то, мне кажется, и обнаружится, что Евтушенко - при всех его противоречиях, метаниях, поисках - в главном остается верен себе. Взгляды его - социальные и нравственные - не изменились. Они-то и есть позиция. Поэта и гражданина.

Евтушенко не очень-то заботится о судьбе своих находок. «Бросаю слова на ветер. Не жалко. Пускай пропадают». Ему важно вовремя высказаться, выговориться. Делается это легко и естественно. Потому-то так не защищен он от недоброжелательной критики, что пишет, не оглядываясь на нормы и традиции, полагаясь единственно на свое социальное чутье и на вкус - пусть не всегда безупречный, но свой собственный.

Он может запросто процитировать Маяковского там, где в общем-то это и не необходимо: «Я с теми, кто вышел строить и месть, - не с теми, кто вход запрещает», и цитата эта легко и свободно ложится в его стихи. Примеров тому множество: «Дух, значит, шепот, робкое дыханье, и все? А где набат - народный глас?»; «...когда не бури ищешь ты, а тюри, хотя, конечно, в тюре тоже есть покой». Он может, экономии ради, воспользоваться нарицательным образом: «бузил командировочный Ноздрев», «усталый, как на поле боя Тушин...» или даже повторить чужую интонацию. Все идет в ход, если «работает» на Идею.

Обнаружив без труда заимствованные образы и интонации, критики кричат: «Караул, эклектика!». А вот что сказал по поводу подобных «разоблачений» сам Евтушенко в диалоге с Е. Сидоровым. Ничуть не стараясь оправдаться и скрупулезно показав, когда и как на него повлияли Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, Есенин, Маяковский, Кирсанов, Межиров, Луконин, Мартынов, Слуцкий, Винокуров, В. Соколов, П. Васильев, Смеляков, Вознесенский, Глазков,- он заключил: «...взрывчатка многоингредиентна, но если она взрывается, ее «эклектизм» оправдан».

Стих Евтушенко срабатывает. Что же еще нужно?

Он многое сделал и для развития формальной стороны стиха. Широко ввел ассонансную - корневую - рифму. Привнес в поэтическую речь гибкую разговорную интонацию, способную на разного рода переливы и модификации. Мне очень по душе та особенная повествовательная легкость, которая была присуща уже первым стихотворениям Евтушенко: «Я бужу на заре своего двухколесного друга. Мать кричит из постели: «На лестнице хоть не трезвонь!» Я свожу его вниз. По ступеням он скачет упруго. Стукнуть шину ладонью - и сразу подскочит ладонь! Я небрежно сажусь - вы посадки такой не видали! Из ворот выезжаю навстречу воскресшему дню. Я качу по асфальту. Я весело жму на педали. Я бесстрашно гоню, и звоню, и звоню, и звоню...» Не хочется прерывать здесь цитирование, не хочется расставаться с этим симпатичным юным героем - последовать за ним в Кунцево, попить там вместе с ним квасу, потом поехать к его другу на дачу, вернуться обратно...

Наконец, Евтушенко утвердил свой собственный способ чтения стихов, и ныне множество авторов и даже профессиональные актеры читают стихи по-евтушенковски. Если вы даже никогда не слышали «живых» выступлений Евтушенко, телевидение и грамзапись наверняка донесли до вас его голос, и вы понимаете, что я имею в виду. Его стихи и так достаточно неоднородны, не похожи друг на друга.

Читая их вслух, Евтушенко делает их еще более разнообразными, выделяет в них вторые и третьи планы. С вызывающей, прямо-таки блатной интонацией читает он «Марьину рощу» («Марьину-шмарьину рощщщу» - о 607-й школе, «школе неисправимых»: «Ну а в зубах папирёска!» Он почти кричит, чуть ли не лезет на вас с кулаками. И рядом - «Слеза», негромкое стихотворение, которое автор читает почти шепотом, теплым и немного тревожным голосом. Новое стихотворение - и новая, приличествующая случаю, беззащитно-умоляющая интонация: «Приходите ко мне на могилу...».

Евтушенко испробовал себя во всех мыслимых поэтических жанрах - от оды до басни (разве что венка сонетов пока не написал), в разных, отнюдь не смежных видах искусства. Его фотовыставку оценили по достоинству знатоки фотографии. Много лет назад поэт, балагуря, грозился обрушить на голову читателя «роман страничек на семьсот», а теперь вот, надо же, обрушил... Недавно издал интереснейшую книгу критики. Много переводит, прежде всего грузинских поэтов. Сыграл в кино, а нынче и сам ставит фильм.

И во всем - в стихах и поэмах, в своей прозе, в кипучей деятельности на ниве других жанров и родов искусства - Евтушенко остается поэтом. Большим русским поэтом. Теперь это уже не подлежит никакому сомнению.

В старых перьях мне тяжко летится, новых перьев еще не обрел.

Ключевые слова: Евгений Евтушенко,критика на творчество Евгения Евтушенко,критика на произведения Евгения Евтушенко,анализ поэзии Евгения Евтушенко,скачать критику,скачать бесплатно,русская литература 20 в.

Евгений Евтушенко (фото см. ниже) является русским поэтом. Также он получил известность в качестве сценариста, публициста, прозаика, режиссера и актера. Фамилия поэта при рождении - Гангнус.

Евгений Евтушенко: биография

Родился поэт в городе Зиме Иркутской области 18 июля 1932 года. Его отец, прибалтийский немец по происхождению, Гангнус Александр Рудольфович, был поэтом-любителем. Мать, Евтушенко Зинаида Ермолаевна, являлась геологом, актрисой, заслуженным деятелем культуры. После возвращения в 1944 году в Москву из эвакуации она дала сыну свою девичью фамилию.

Евгений Евтушенко стал печататься в 1949-м, его самое первое стихотворение опубликовали в «Советском спорте». В 1952-1957 гг. он обучался в имени Максима Горького, однако был исключен за поддержку романа «Не хлебом единым» Дудинцева и «дисциплинарные взыскания».

В 1952 году вышла первая книга стихов Евтушенко под названием «Разведчики грядущего». Позже автор назвал её незрелой и юношеской. В этом же 1952 году Евгений, минуя ступень кандидата, стал самым молодым членом Союза писателей.

В период 1950-1980-х годов, характеризовавшихся настоящим поэтическим бумом, Евгений Евтушенко вышел на арену колоссальной популярно-сти вместе с Б. Ахмадулиной, Б. Окуджавой, А. Вознесенским, Р. Рождественским. Своим воодушевлением они заразили всю страну, в их творчестве чувствовались независимость, свежесть, неофициальность. Выступления данных авторов собирали большие стадионы, и вскоре поэзию периода «оттепели» начали называть эстрадной.

Очерк творчества

Поэт Евгений Евтушенко - самый «громкий» лирик плеяды стихотворцев того времени. Он напечатал немало сборников стихов, приобретших популярность. Это и «Шоссе энтузиастов», и «Нежность», и «Третий снег», и «Яблоко», и «Обещание», и другие.

Его произведения отличаются разнообразием жанров и широкой гаммой настроений. Первая строка вступления к поэме 1965 года «Братская ГЭС» «Поэт в России больше, чем поэт» стала крылатой фразой, устойчиво вошедшей в обиход, и манифестом творчества самого Евтушенко.

Не чужда ему и тонкая, интимная лирика (например, стихотворение 1955 года «Бывало, спит у ног собака»). В поэме 1977 г. «Северная надбавка» Евтушенко слагает оду пиву. Несколько циклов стихотворений и поэм посвящено антивоенной и зарубежной тематике: «Коррида», «Мама и нейтронная бомба», «Под кожей Статуи Свободы» и др.

Приобрели известность сценические выступления поэта: он успешно декламирует собственные произведения. Евгений Евтушенко, биография которого очень насыщенна, выпустил в своем исполнении несколько аудиокниг и дисков («Ягодные места» и другие).

1980-1990-е годы

В 1986-1991 гг. Евтушенко был секретарем в правлении Союза писателей, а с декабря 1991-го назначен секретарем в правлении Содружества писательских союзов. С 1988 года — участник общества «Мемориал», с 1989-го — сопредседатель ассоциации писателей «Апрель».

В мае 1989 г. был избран народным депутатом от Дзержинского ИО Харькова и работал на этой должности до распада Союза.

В 1991 г. Евгений Евтушенко заключил контракт с университетом в американском городе Талса (Оклахома) и уехал туда преподавать. В США поэт проживает по настоящее время.

Состояние здоровья

В 2013 г. Евгению Александровичу ампутировали ногу. В декабре 2014-го поэту стало плохо, когда он находился на гастролях в Ростове-на-Дону, и его в связи с резким ухудшением здоровья госпитализировали.

24 августа 2015-го поэту установили кардиостимулятор, чтобы устранить проблемы с сердечным ритмом.

Критика

Манера и литературный стиль Евтушенко давали для критики большое поле деятельности. Часто его упрекали в пафосной риторике, славословии, скрытом самовосхвалении.

Иосиф Бродский в интервью 1972 г. очень негативно отзывался о Евтушенко как о человеке и поэте. Он охарактеризовал Евгения как «огромную фабрику по репродукции самого себя».

Личная жизнь

Официально Евтушенко был женат четырежды. Его первой женой стала (с 1954 года). Они часто ругались, но быстро мирились, поскольку любили друг друга самозабвенно. Когда Белла забеременела, Евгений попросил ее сделать аборт, так как был не готов к роли отца. На этой почве звезды советской литературы развелись. Затем, в 1961 году, женой Евтушенко стала Галина Сокол-Луконина. Женщина не могла иметь детей, и в 1968-м пара усыновила мальчика по имени Петр. С 1978 года супругой поэта стала его страстная ирландская поклонница Джен Батлер. В браке с ней появились на свет сыновья Антон и Александр. В настоящее время женой Евтушенко является Мария Новикова 1962 года рождения. Они познакомились в 1987 году, когда Мария, на тот момент только окончившая медучилище, подошла к поэту, чтобы попросить для своей мамы автограф. Уже спустя пять месяцев они поженились. У пары есть два сына: Дмитрий и Евгений. Таким образом, всего у поэта пять сыновей.

Сам Евтушенко говорит, что ему повезло со всеми женами, и в разводах виноват только он. 83-летнему поэту есть о чем вспоминать, ведь он разбил немало женских сердец!

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО О ПОЭТАХ И ПОЭЗИИ («Воспитание поэзией» - Статья впервые опубликована в 1975 г.). (ЕВТУШЕНКО 42 года)

Главный воспитатель любого человека - его жизненный опыт. Но в это понятие мы должны включать не только биографию "внешнюю", а и биографию "внутреннюю", неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

Событиями в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного события - сопереживания и осмысления прочитанного.

Поэт Сельвинский когда-то справедливо сказал: "Читатель стиха - артист". Конечно, и читатель прозы должен обладать артистизмом восприятия. Но обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыки слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. Строчку Пушкина "глядим на бледный снег прилежными глазами" почувствует во всей её свежести только читатель высокой квалификации.

Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей...

Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение "Граждане, послушайте меня...". Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке "пальцами растерянно мудря" воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: "Какая вкусная строчка!" Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, - убеждён.

И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить мою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца моих дней оставался бы преданным читателем поэзии.
Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, что талантливые:

"Отстреливаясь от тоски,
Я убежать хотел куда-то,
Но звёзды слишком высоки,
И высока за звёзды плата..."

Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему:

Жеребец под ним сверкает белым рафинадом.
(Э.Багрицкий)

Крутит свадьба серебряным подолом,
А в ушах у неё не серьги - подковы.
(П.Васильев)

От Махачкалы до Баку
Луны плавают на боку.
(Б.Корнилов)

Брови из-под кивера дворцам грозят.
(Н.Асеев)

Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей.
(Н.Тихонов)

Тегуантепек, Тегуантепек, страна чужая,
Три тысячи рек, три тысячи рек тебя окружают.
(С.Кирсанов)

Из иностранных поэтов отец чаще всего читал мне Бёрнса и Киплинга.

В военные годы на станции Зима я был предоставлен попечению бабушки, которая не знала поэзию так хорошо, как мой отец, зато любила Шевченко и часто вспоминала его стихи, читая их по-украински. Бывая в таёжных сёлах, я слушал и даже записывал частушки, народные песни, а иногда кое-что и присочинял. Наверное, воспитание поэзией вообще неотделимо от воспитания фольклором, и сможет ли почувствовать красоту поэзии человек, не чувствующий красоту народных песен?

Человеком, любящим и народное песни, и стихи современных поэтов, оказался мой отчим, аккордеонист. Из его уст я впервые услышал "Сергею Есенину" Маяковского. Особенно поразило: "Собственных костей качаете мешок". Помню, я спросил: "А кто такой Есенин?" - и впервые услышал есенинские стихи, которые тогда было почти невозможно достать. Стихи Есенина были для меня одновременно и народной песней, и современной поэзией.

Вернувшись в Москву, я жадно набросился на стихи. Страницы выходивших тогда поэтических сборников были, казалось, пересыпаны пеплом пожарищ Великой Отечественной. "Сын" Антокольского, "Зоя" Алигер, "Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины..." Симонова, "Горе вам, матери Одера, Эльбы и Рейна..." Суркова, "Не зря мы дружбу берегли, как пехотинцы берегут метр окровавленной земли, когда его в боях берут..." Гудзенко, "Госпиталь. Всё в белом. Стены пахнут сыроватым мелом..." Луконина, "Мальчик жил на окраине города Колпино..." Межирова, "Чтоб стать мужчиной, мало им родиться..." Львова, "Ребята, передайте Поле - у нас сегодня пели соловьи..." Дудина; всё это входило в меня, наполняло радостью сопереживания, хотя я ещё был мальчишкой. Но во время войны и мальчишки чувствовали себя частью великого борющегося народа.

Нравилась мне книга Шефнера "Пригород" с её остранёнными образами: "И, медленно вращая изумруды зелёных глаз, бездумных, как всегда, лягушки, словно маленькие будды, на брёвнышках сидели у пруда". Твардовский казался мне тогда чересчур простоватым, Пастернак слишком толстым. Таких поэтов, как Тютчев и Баратынский, я почти не читал - они выглядели в моих глазах скучными, далёкими от той жизни, которой мы все жили во время войны.
Однажды я прочитал отцу свои стихи о советском парламентёре, убитом фашистами в Будапеште:

"Огромный город помрачнел,
Там затаился враг.
Цветком нечаянным белел
Парламентёрский флаг".

Отец вдруг сказал: "В этом слове "нечаянный" и есть поэзия".

В сорок седьмом я занимался в поэтической студии Дома пионеров Дзержинского района. Наша руководительница Л.Попова была человеком своеобразным - она не только не осуждала увлечение некоторых студийцев формальным экспериментаторством, но даже всячески поддерживала это, считая, что в определённом возрасте поэт обязан переболеть формализмом. Строчка моего товарища "и вот убегает осень, мелькая жёлтыми пятнами листьев" приводилась в пример. Я писал тогда так:

"Хозяева - герои Киплинга -
Бутылкой виски день встречают.
И кажется, что кровь средь кип легла
Печатью на пакеты чая".

Однажды к нам приехали в гости поэты - студенты Литинститута Винокуров, Ваншенкин, Солоухин, Ганабин, Кафанов, ещё совсем молодые, но уже прошедшие фронтовую школу. Нечего и говорить, как я был горд выступать со своими стихами вместе с настоящими поэтами.

Второе военное поколение, которое они представляли, внесло много нового в нашу поэзию и отстояло лиризм, от которого более старшие поэты начали уходить в сторону риторики. Написанные впоследствии негромкие лирические стихи "Мальчишка" Ваншенкина и "Гамлет" Винокурова произвели на меня впечатление разорвавшейся бомбы.

"Багрицкого любишь?" - спросил меня после выступления в Доме пионеров Винокуров.

На всю жизнь благодарен я поэту Андрею Досталю. Более трёх лет он почти ежедневно занимался со мной в литературной консультации издательства "Молодая гвардия". Андрей Досталь открыл для меня Леонида Мартынова, в чью неповторимую интонацию - "Вы ночевали на цветочных клумбах?" - я сразу влюбился.

В 1949 году мне снова повезло, когда в газете "Советский спорт" я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему. Его друзья - тогда геофизик, а ныне литературный критик В.Барлас и журналист Л.Филатов, ныне редактор еженедельника "Футбол-Хоккей", - тоже многому научили меня в поэзии, давая почитать из своих библиотек редкие сборники. Теперь Твардовский не казался мне простоватым, а Пастернак чрезмерно усложнённым.

Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. Однако на стихах, которые я в то время печатал, моё расширявшееся "поэтическое образование" совсем не сказывалось. Как читатель я опередил себя, поэта. Я в основном подражал Кирсанову и, когда познакомился с ним, ожидал его похвал, но Кирсанов справедливо осудил моё подражательство.

Неоценимое влияние на меня оказала на меня дружба с Владимиром Соколовым, который, кстати, помог мне поступить в Литературный институт, несмотря на отсутствие аттестата зрелости. Соколов был, безусловно, первым поэтом послевоенного поколения, нашедшим лирическое выражение своего таланта.

Для меня было ясно, что Соколов блестяще знает поэзию и вкус его не страдает групповой ограниченностью - он никогда не делит поэтов на "традиционалистов" и "новаторов", а только на хороших и плохих. Этому он навсегда научил меня.

В Литературном институте моя студенческая жизнь также дала мне многое для понимания поэзии. На семинарах и в коридорах суждения о стихах друг друга были иногда безжалостны, но всегда искренни. Именно эта безжалостная искренность моих товарищей и помогла мне спрыгнуть с ходуль. Я написал стихи"Вагон", "Перед встречей" , и, очевидно, это было началом моей серьёзной работы.

Я познакомился с замечательным, к сожалению до сих пор недооценённым поэтом Николаем Глазковым, писавшим тогда так:

"Я сам себе корежу жизнь,
валяю дурака.
От моря лжи до поля ржи
дорога далека".

У Глазкова я учился рассвобождённости интонации. Ошарашивающее впечатление на меня произвело открытие стихов Слуцкого. Они были, казалось, антипоэтичны, и вместе с тем в них звучала поэзия беспощадно обнажённой жизни. Если раньше я стремился бороться в своих стихах с "прозаизмами", то после стихов Слуцкого старался избегать чрезмерно возвышенных "поэтизмов".

Учась в Литинституте, мы, молодые поэты, не были свободны и от взаимовлияний.

Некоторые стихи Роберта Рождественского и мои, написанные в 1953-55 годах, были похожи как две капли воды. Сейчас, я надеюсь, их не спутаешь: мы выбрали разные дороги, и это естественно, как сама жизнь.

Появилась целая плеяда женщин-поэтов, среди которых, пожалуй, самыми интересными были Ахмадулина, Мориц, Матвеева.

Вернувшийся с Севера Смеляков привёз полную целомудренного романтизма поэму "Строгая любовь". С возращением Смелякова в поэзии стало как-то прочнее, надёжнее.

Начал печататься Самойлов. Его стихи о царе Иване, "Чайная" сразу создали ему устойчивую репутацию высококультурного мастера.

По всей стране запелись выдохнутые временем песни Окуджавы.

Выйдя из долгого кризиса, Луговский написал: "Ведь та, которую я знал, не существует...", у Светлова снова пробилась его очаровательная чистая интонация.

Появилось такое масштабное произведение, как "За далью - даль" Твардовского.

Все зачитывались новой книжкой Мартынова, "Некрасивой девочкой" Заболоцкого.

Как фейерверк возник Вознесенский.

Тиражи поэтических книг стали расти, поэзия вышла на площади. Это был период расцвета интереса к поэзии, невиданный доселе ни у нас и нигде в мире. Я горд, что мне пришлось быть свидетелем того времени, когда стихи становились народным событием. Справедливо было сказано: "Удивительно мощное эхо, - очевидно, такая эпоха!"

Мощное эхо, однако, не только даёт поэту большие права, но и налагает на него большие обязанности. Воспитание поэта начинается с воспитания поэзией. Но впоследствии, если поэт не поднимается до самовоспитания собственными обязанностями, он катится вниз, даже не смотря на профессиональную искушённость.

Существует такая мнимо красивая фраза: "Никто никому ничего не должен". Все должны всем, но поэт особенно.

Стать поэтом - это мужество объявить себя должником.
Поэт в долгу перед теми, кто научил его любить поэзию, ибо они дали ему чувство смысла жизни.
Поэт в долгу перед теми поэтами, кто были до него, ибо они дали ему силу слова.
Поэт в долгу перед сегодняшними поэтами, своими товарищами по цеху, ибо их дыхание - тот воздух, которым он дышит, и его дыхание - частица того воздуха, которым дышат они.
Поэт в долгу перед своим читателями, современниками, ибо они надеются его голосом сказать о времени и о себе.
Поэт в долгу перед потомками, ибо его глазами они когда-нибудь увидят нас.

Ощущение этой тяжёлой и одновременно счастливой задолженности никогда не покидала меня и, надеюсь, не покинет.

После Пушкина поэт вне гражданственности невозможен. Но в XIX веке так называемый "простой народ" был далёк от поэзии, хотя бы в силу своей неграмотности. Сейчас, когда поэзию читают не только интеллигенты, но и рабочие, и крестьяне, понятие гражданственности расширилось - оно как никогда подразумевает духовные связи поэта с народом.

Когда я пишу стихи лирического плана, мне всегда хочется, хочется чтобы они были близки многим людям, как если бы они сами написали их. Когда работаю над вещами эпического характера, то стараюсь находить себя в тех людях, о которых пишу. Флобер когда-то сказал: "Мадам Бовари - это я".

Мог ли он это сказать о работнице какой-нибудь французской фабрики? Конечно, нет. А я, надеюсь, что могу сказать то же самое, например, о Нюшке из моей "Братской ГЭС" и о многих героях моих поэм и стихов: "Нюшка - это я". Гражданственность девятнадцатого века не могла быть такой интернационалистической, как сейчас, когда судьбы всех стран так тесно связаны с друг другом.

Поэтому я старался находить близких мне по духу людей не только среди строителей Братска или рыбаков Севера, но и везде, где происходит борьба за будущее человечества, - в США, в Латинской Америке и во многих других странах. Без любви к родине нет поэта. Но сегодня поэта нет и без участия в борьбе, происходящей на всём земном шаре.

Быть поэтом первой в мире социалистической страны, на собственном историческом опыте проверяющей надёжность выстраданных человечеством идеалов, - это налагает особую ответственность. Исторический опыт нашей страны изучается и будет изучаться и по нашей литературе, по нашей поэзии, ибо никакой документ сам по себе не обладает психологическим проникновением в сущность факта.

Таким образом, лучшее в советской литературе приобретает высокое значение нравственного документа, запечатляющего не только внешние, но и внутренние черты становления нового, социалистического общества. Наша поэзия, если она не сбивается ни в сторону бодряческого приукрашивания, ни в сторону скептического искажения, а обладает гармонией реалистического отображения действительности в её развитии, может быть живым, дышащим, звучащим учебником истории. И если этот учебник будет правдив, то он по праву станет достойной данью нашего уважения к народу, вскормившего нас.

Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. "Мощное эхо", вернувшись, может силой возвратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии, и ко времени. Но такое эхо может и воспитать. Таким образом, поэт будет воспитываться возвратной волной собственной поэзии.

Я резко отделяю читателей от почитателей. Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов. Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

"Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся, -
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать..."

Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочувствием, но иногда мне грустно потому, что я не знаю - сумею ли за него отблагодарить в полной мере.

Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: "Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?" Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.
Таких качеств, пожалуй, пять.

Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.
Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.
Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.
Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.
Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

"Поэта вне народа нет,
Как сына нет без отчей тени".

Поэзия, по известному выражению, - это самосознание народа. "Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов".

Евгений Александрович Евтушенко родился 18 июля 1932 г. в Сибири (10. Рис. 31). Вырос в Москве. На долю семьи выпало множество испытаний, однако разностороннее развитие детей всегда было на первом месте у этой семьи.

С детства Евтушенко был привязан к книгам. Родители учили сына познавать мир с помощью книг и регулярного общения. Евтушенко вспоминает: «Отец часами мог рассказывать мне, еще несмышленому ребенку, и о падении Вавилона, и об испанской инквизиции, и о войне Алой и Белой роз, и о Вильгельме Оранском... Благодаря отцу я уже в 6 лет научился читать и писать, залпом читал без разбора Дюма, Флобера, Боккаччо, Сервантеса и Уэллса. В моей голове был невообразимый винегрет. Я жил в иллюзорном мире, не замечал никого и ничего вокруг...». «Он любил поэзию и свою любовь передал мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившемся ему» . Также отец водил его на поэтические вечера. Не удивительно, что его сын начал рано писать стихи.

Мать прививала Евгению любовь к искусству. Зинаида Ивановна была солисткой театра имени Станиславского, постоянно гастролировала по стране. Ее частыми гостями были артисты, которые в будущем стали знаменитыми на эстрадной сцене. Научила сына великолепно играть на фортепиано. Он рос очень эрудированным ребенком и многие сверстники даже завидовали ему.

В 1952 г. Евтушенко входит в состав Союза писателей СССР, причем он являлся самым молодым в этом сообществе. Продолжает принимать участие в поэтических вечерах рядом с устоявшимися и известными поэтами.

Евтушенко безразмерен, парадоксален, непредсказуем и, несмотря на исповедальность многих его произведений, весьма многосложен и неоднозначен.

Поэта Евгения Евтушенко можно назвать поэтом-гражданином. Мироощущение, умонастроение его складывались под воздействием сдвигов в самосознании общества, вызванных первыми разоблачениями культа личности Сталина. При всей тогдашней робости, половинчатости, непоследовательности поэты стимулировали начавшееся отречение от идеологии и морали сталинизма, создавали в жизни новый духовный климат «оттепели». Обнадёживающие ветры перемен молодой Е. Евтушенко почувствовал раньше и воспринял острее многих.

Его поэзия касается, пожалуй, каждого уголка жизни: Родина, история, время, отношения, творчество, дружба. В первых его произведениях отразилось влияние творчества Маяковского, в частности в форме. Однако с первых стихов определилась его манера: разнообразие образных средств, разговорность интонации, честность, простодушие, противоречивость и бунтарство лирического героя и т.д. Писатель много путешествует, побывав на всех континентах, кроме Антарктиды. Это помогло ему научиться мастерски читать человеческие души.

Евтушенко принимает все очень близко, его взгляд на мир поражает. Так, например, он по-особенному понимает Родину, как живое существо. Говорит, что она состоит из женщин, детей, людей, которых мы встретили в жизни. Родина – это не набор политических лозунгов и фраз. Любовь к Родине – это не любовь к политической системе. Это даже не любовь к природе (хотя природа тоже живое существо), но прежде всего это люди.

«Не сотвори из Родины кумира,

но и не рвись в её поводыри.

Спасибо, что она тебя вскормила,

но на коленях не благодари.

Она сама во многом виновата,

и все мы виноваты вместе с ней.

Обожествлять Россию - пошловато,

но презирать её - ещё пошлей».

Поэт пишет от собственного лица. Не мудрено, что открытие чужих душ началось с открытия самого себя. И исследовав себя, он не боится заявить громко во всеуслышание о результатах:

«Я разный -

я натруженный и праздный.

и нецелесообразный.

Я весь несовместимый,

неудобный,

застенчивый и наглый,

злой и добрый…».

Некоторые обвиняли его в разнообразие интересов, однако это делает автора неповторимым в своем роде. Взаимоотношения Евтушенко с критикой – тема особая и зачастую драматичная. Поэт прав, сетуя на её чрезмерное пристрастие к себе:

«Мне и везло, и не везло.

Одни, галдя, меня хвалили

И мёд мне на дорогу лили,

Другие дёготь лили зло».

Многие критики не понимали и не принимали произведения поэта. Он всегда был во главе каких-то скандалов и провокаций. Однако самый строгий критик в его творчестве – это он сам.

Его называют поэтом Времени и каждодневности, поэтом немедленного отклика, а также глубоким интернационалистом.

Евтушенко создал галерею лирических портретов, тем самым подтвердив свою известную строку: «Людей неинтересных в мире нет». Любовью к людям поэт выражает любовь к Родине. К любви и к женщине он относится почтительно, возвышая их, пишет трогательно и с особым теплом.

В конце 90-х гг. и в первые годы нового века заметно снижение поэтической активности Евтушенко. Объясняется это не только длительным пребыванием на преподавательской работе в США, но и всё более интенсивными творческими исканиями в других литературных жанрах и видах искусства.

Кроме стихов автор также пишет поэмы, рассказы, песни (поэт-песенник), статьи и даже несколько романов и повестей. Он работал в мире кино: сценаристом, режиссером и актером, в театре, читая стихи со сцены и участвуя в постановке пьес.

Как поэт-гражданин он безбоязненно выступал в поддержку преследуемых талантов, в защиту достоинства литературы и искусства, свободы творчества, прав человека.

Произведения Евтушенко переведены более чем на 70 языков, они изданы во многих странах мира. В 1991 г. Евтушенко подписывает контракт преподавать в одном университете в США. Он забирает свою семью и уезжает на постоянное место жительство в Америку, где живет по настоящее время.

Был женат четыре раза. С 1954 г. состоял в браке с известной поэтессой Изабеллой Ахмадулиной. Вторая супруга - Галина Сокол-Луконина (брак заключен в 1961 г.), третья - Джен Батлер, ирландка (с 1978 г.). В настоящее время его супруга - Мария Владимировна (1961 г.р.), врач, филолог. У Евгения Евтушенко пять сыновей.

В 2007 г. состоялась премьера рок-оперы «Идут белые снеги» композитора Глеба Мая на стихи Евгения Евтушенко.

Он награжден орденами «Знак Почета» (1969 г.), Трудового Красного Знамени (1983 г.), Дружбы народов (1993 г.), «За заслуги перед Отечеством» III степени (2004 г.).

Лауреат Государственной премии СССР (1984 г.), Государственной премии РФ в области литературы и искусства (2009 г.), премии «Тэфи» за лучшую просветительскую программу «Поэт в России - больше, чем поэт» (1998 г.) и др.

Почетный член Российской академии художеств, Американской академии искусств, Академии изящных искусств в Малаге, действительный член Европейской академии искусств и наук. Почетный профессор «Нonoris Causa» Университета новой школы в Нью-Йорке и Королевского колледжа в Квинсе. Профессор в Питсбургском университете, в университете Санто- Доминго.

Почетный гражданин г. Петрозаводска.

17 июля 2010 г. Евгений Евтушенко открыл в Переделкино собственный музей, который он завещал государству. Планируется, что «Музей-галерея Евтушенко» станет филиалом Государственного центрального музея современной истории России.

В 1994 г. его именем названа малая планета Солнечной систем.

2.2 Несколько слов о стихах, выбранных для иллюстрирования

Первое стихотворение, которое сразу бросилось мне в глаза, считают программным к творчеству писателя.

Я разный -

я натруженный и праздный.

и нецелесообразный.

Я весь несовместимый,

неудобный,

застенчивый и наглый,

злой и добрый.

Я так люблю,

чтоб все перемежалось!

И столько всякого во мне перемешалось

от запада

и до востока,

от зависти

и до восторга!

Я знаю - вы мне скажете:

"Где цельность?"

О, в этом всем огромная есть ценность!

Я вам необходим.

Я доверху завален,

как сеном молодым

сквозь ветки, свет и щебет,

сквозь щели!

Да здравствуют движение и жаркость,

и жадность,

торжествующая жадность!

Границы мне мешают...

Мне неловко

не знать Буэнос-Айреса,

Нью-Йорка.

Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,

со всеми говорить -

пускай на ломаном.

Мальчишкой,

на автобусе повисшим,

Хочу проехать утренним Парижем!

Хочу искусства разного,

Пусть мне искусство не дает житья

и обступает пусть со всех сторон...

Да я и так искусством осажден.

Я в самом разном сам собой увиден.

Мне близки

и Есенин,

и Уитмен,

и Мусоргским охваченная сцена,

и девственные линии Гогена.

Мне нравится

и на коньках кататься,

и, черкая пером,

не спать ночей.

Мне нравится

в лицо врагу смеяться

и женщину нести через ручей.

Вгрызаюсь в книги

и дрова таскаю,

чего-то смутного ищу,

и алыми морозными кусками

арбуза августовского хрущу.

Пою и пью,

не думая о смерти,

раскинув руки,

падаю в траву,

и если я умру

на белом свете,

то я умру от счастья,

что живу.

В то время, когда Евтушенко начал печататься, для многих поэтов существовал обобщенный образ лирического героя. Про это стихотворение уже было немного сказано. Прочитав немного о его деятельности, становится понятно, что заявленную программу Евтушенко выполнил сполна. Стихи эти знаменовали собой поворот к более пристальному взгляду на человеческий характер, а не просто появление нового лирического героя.

Стихотворение очень гармоничное не только жизни писателя, но и в самой структуре. Лирический герой мечется. Он понимает, что перед ним необъятный мир, который богат на историю, культуру, характеры, события и т.д. Ему интересно все и сразу, т.к. он понимает благодаря своей образованности и широте души, что ценно абсолютно все. Его стремление попробовать и окунуться во все абсолютно понятно. Он смело мечтает, действует, творит. Не боится ничего. Мир не делится на хорошее и плохое. В нем воплотилась вся динамика современной жизни, стремление знать и почувствовать все, что может предложить человеку жизнь. Только тогда не страшна смерть, ведь зачем ее бояться, если прожил столь насыщенный век. И только тогда себя по праву можно назвать творцом искусства.

Продолжение этого буйства стремлений и желаний становится следующее стихотворение. Однако в нем появляется новая тема, столь классическая для литературы: тема любви.

Нет, мне ни в чем не надо половины!

Мне – дай все небо! Землю всю положь!

Моря и реки, горные лавины

Мои – не соглашаюсь на дележ!

Нет, жизнь, меня ты не заластишь частью.

Все полностью! Мне это по плечу!

Я не хочу ни половины счастья,

Ни половины горя не хочу!

Хочу лишь половину той подушки,

Где, бережно прижатое к щеке,

Беспомощной звездой, звездой падучей

Кольцо мерцает на твоей руке.

Пожалуй, все же в бушующем мире лирического героя есть сила, которая его защищает, успокаивает, дает возможность набраться силами для новых побед: это семья и любовь. Какой бы ни была насыщенной жизнь, однако и для такой натуры необходима родная душа. Любовь, как тихая гавань, в которой можно подумать о Вечном.

Следующее стихотворение очень поразило меня. Оно способно затронуть самые потаенные уголки сердца и задуматься. Поэтический текст словно продолжает классическую тему русской литературе о маленьком человеке, который живет своей жизнью и всем кажется серым и неинтересным. А ведь если бы можно было по-настоящему читать людские души! Не догадываться, не воспринимать их через призму себя, не коверкать смысл через ненужные слова, а общаться интуитивно, духовно. Тогда мы бы смогли оценить мир и потрясающий опыт каждого, даже самого маленького человека.

Казалось бы, человек проживает достаточно большой срок, однако как мало мы успеваем узнать о тех, кто рядом с нами. Как мало мы успеваем сказать друг другу по-настоящему ценных слов. И когда люди умирают, остается лишь некий образ от них, материальный мир, но духовное богатство исчезает навсегда.

Поэт призывает к внимательному и бережному отношению к человеку, к его духовному миру, тонкости мировосприятия, к пониманию его индивидуальной ценности. Это стихотворение-упрек, стихотворение-призыв.

Сравнение человека с миром высоко поднимает значение духовного начала в нем: воспринятых от предыдущих поколений и сформированных в индивидуальном опыте интеллектуальных, эмоциональных, нравственных ценностей; человек - мир, планета, он имеет «тайный личный мир», который умирает вместе со смертью самого человека, несмотря на то, что людям остаются творения его рук и ума. Сравнение с мирами людей говорит об огромности тех духовных ценностей, что делают человека индивидуальной личностью и составляют его основное достояние.

Его лирика философская. Жизнь и смерть являются привычными составляющими этой лирики. Человек – это загадка, ведь каждый проживает свой неповторимый опыт в этом многогранном мире, о котором автор писал в прошлых стихотворениях. Строфы проникнуты грустью и восторгом (снова два, пожалуй, непримиримых состояния).

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы - как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил

и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей

самой незаметностью своей.

У каждого - свой тайный личный мир.

Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,

но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,

с ним умирает первый его снег,

и первый поцелуй, и первый бой...

Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,

машины и художников холсты,

да, многому остаться суждено,

но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.

Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.

А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,

что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.

Их тайные миры не возродить.

И каждый раз мне хочется опять

от этой невозвратности кричать.

Песня написана Микаэлом Таривердиевым на стихи Евгения Евтушенко. Это стихотворение было создано в 1957 г., примерно за 18 лет до появления фильма «Ирония судьбы». Называлось оно «Б. Ахмадулиной». К тому времени поэт был женат на поэтессе Белле Ахмадулинной уже три года. На её стих «По улице моей...» в этом фильме тоже звучит песня.

Еще одно потрясающее, очень душевное произведение. В нем уже нет той лихорадочности жизни, что слышится в предыдущих стихах. Лирический герой чувствует «осатаненность». Мне кажется, что здесь показана обратная сторона суматошного многогранного мира. Не умея «читать» души друг друга, увлекаясь самой жизнью, думая о простых приземленных вещах, у людей нет сил, возможности или желания отыскать ту родственную душу, которая бы подарила покой, о котором говорил ранее автор. Лирический герой окружен большим количеством людей именуемых друзьями, любимыми, однако его подсознание подсказывает ему, что он живет не своей жизнью, что он упускает что-то важное.

Близость с чужими по духу людьми порождает в результате не нужные раздоры, расставания, переживания и, как следствие, разочарование. Жизнь словно проходит мимо, ведь не найдено самого главного – гармонии.

Со мною вот что происходит:

ко мне мой старый друг не ходит,

а ходят в мелкой суете

разнообразные не те.

не с теми ходит где-то

и тоже понимает это,

и наш раздор необъясним,

и оба мучимся мы с ним.

Со мною вот что происходит:

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладёт

и у другой меня крадёт.

скажите, бога ради,

кому на плечи руки класть?

у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

О, сколько нервных

и недужных,

ненужных связей,

дружб ненужных!

Во мне уже осатаненность!

О, кто-нибудь,

чужих людей

соединенность

и разобщенность

близких душ!

И последнее стихотворение, на котором было остановлено внимание:

БЛАГОДАРНОСТЬ

Она сказала: «Он уже уснул!»,-

задернув полог над кроваткой сына,

и верхний свет неловко погасила,

и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь,

Она шептала что-то, чуть картавя,

звук «р», как виноградину, катая

за белою оградою зубов.

«А знаешь: я ведь плюнула давно

на жизнь свою...

И вдруг так огорошить!

Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.

И вдруг - я снова женщина... Смешно?»

Быть благодарным - это мой был долг.

Ища защиту в беззащитном теле,

зарылся я, зафлаженный, как волк,

в доверчивый сугроб ее постели.

Но, как волчонок загнанный, одна,

она в слезах мне щеки обшептала.

и то, что благодарна мне она,

меня стыдом студеным обжигало.

Мне б окружить ее блокадой рифм,

теряться, то бледнея, то краснея,

но женщина! меня! благодарит!

за то, что я! мужчина! нежен с нею!

Как получиться в мире так могло?

Забыв про смысл ее первопричинный,

мы женщину сместили. Мы ее

унизили до равенства с мужчиной.

Какой занятный общества этап,

коварно подготовленный веками:

мужчины стали чем-то вроде баб,

а женщины - почти что мужиками.

О, господи, как сгиб ее плеча

мне вмялся в пальцы голодно и голо

и как глаза неведомого пола

преображались в женские, крича!

Потом их сумрак полузаволок.

Они мерцали тихими свечами...

Как мало надо женщине - мой Бог! Чтобы ее за женщину считали.

Очень трогательное и вместе с тем грустное стихотворение, отражающее стремительно развивающуюся ситуацию современности, когда женщины теряют свою природную гармонию, созерцательность, чувство уважение к себе и своим корням. В бешеном ритме жизни на хрупкие плечи ложится тяжкий груз забот. Обесценивание брачного союза и отношений приводит к одиночеству и самоуничтожению. Все это особенно губительно для женской сущности, чье предназначение привносить в мир гармонию, связь с жизнью, лоном природы, рода. Одиночество приводит к депрессии и комплексам, а те, в свою очередь полностью уничтожают самоуважение. Как следствие встречаются потерянные люди, сближаются. Но их близость не продиктована природным единением. Скорее это защита, своеобразная подпитка для сердец и одичалых душ. Здесь нет места любви. Однако есть понимание, жалость, что приводит к само рефлексии.